В начале 1906 года Якуб Колас «в порядке наказания» за участие в революционной пропаганде среди крестьян переводится из Пинского повета в Верхменское народное училище Игуменского повета Минской губернии (теперь Смолевичский район Минской обл.). Причиной стал факт написания учителем Пинковичского народного училища Мицкевичем К. М. (Якубом Коласом) петиции от крестьян с. Пинковичи помещику Сигизмунду Сигизмундовичу Скирмунту, в которой изложено требование «свободной ловли рыбы в двух озёрах, бесплатного пользования камышом, растущим на берегах этих озёр, и уступки сервитутного участка земли в 77 десятин земли для пастбища».
В Верхменском училище «не смотря на серьёзное предупреждение, Якуб Колас продолжает активную общественную деятельность. Он налаживает переписку с учителями — своими земляками и друзьями — бывшими воспитанниками Несвижской семинарии, работающими в Минской губернии. И вот в процессе этой переписки родилась идея созвать в Миколаевщине нелегальный учительский съезд» (Александрович С. «В поисках правды»).
В апреле 1905 года был создан Всероссийский союз учителей, программа которого предусматривала борьбу за единую систему народного образования, общеобразовательную школу «со свободным характером преподавания», введение всеобщего бесплатного начального образования, светский характер школы, обучение на родном языке.
Нелегальный учительский съезд в Миколаевщине состоялся 9 июля 1906 года. Сначала предполагалось провести его в конце учебного года — 29 июня (ст. ст.). Но по разным причинам некоторые учителя-инициаторы в этот день приехать не могли. Решили отложить.
В работе съезда приняли участие учителя А. Алешкевич, А. Райский, К. Мицкевич, А. Войцеховский, М. Пальчевский, В. Мицкевич, Ф. Калечиц, А. Комаровский, И. Лапцевич, А. Милюк, В. Виолентий, А. Сенкевич, С. Самохвал, И. Мицкевич, И. Фёдоров, Н. Янковский, А. Филипович.
9 июля учителя собрались в Пристаньке около Немана, в четырех километрах от Миколаевщины под видом празднования дня рождения однокурсника, земляка и друга Антона Комаровского. Председателем съезда был избран Александр Сенкевич, секретарем — Александр Райский.
Окончательное оформление протокола было решено сделать в помещении Миколаевщинской школы. Был составлен «Протокол заседания группы учителей Минской губернии…» После обсуждения программы Всероссийского союза учителей и деятелей народного образования группа решила:
«1) присоединиться к Всероссийскому союзу учителей, принимая его программу <…> 4) принимая во внимание, что достижение намеченных в программе целей совершенно невозможно при современном режиме, группа ближайшей целью постановила активно стремиться к ниспровержению его путём непосредственного влияния на крестьян, организации их».
В ночь с 9 на 10 июля участники съезда были разоблачены полицией. Пристав А. Гаврилов, полицейский урядник М. Кобяк, стражник А. Новиков произвели в помещении обыск и конфисковали:
1) «Протокол заседания группы…», подписанный «членами-учредителями» (И. Фёдоров, А. Райский, Н. Янковский, А. Комаровский, А. Милюк, В. Мицкевич, М. Пальчевский, К. Мицкевич, С. Самохвал, А. Войцеховский, Ф. Калечиц, И. Лапцевич, В. Виолентий, А. Филипович, А. Алешкевич); 2) рукопись брошюры «Всероссийский союз учителей», в которой определялись основные задачи союза, в первую очередь — «борьба как за коренную организацию дела народного просвещения в России на начале свободы, демократизации и децентрализации его, так и за политическое освобождение России и за широкие социально-политические реформы»; 3) рукописное обращение, в котором бесправное положение народного учителя объяснялось «условиями нашего политического строя, самодержавным режимом…». В обращении говорилось про необходимость содействия скорейшему разрушению самодержавного режима, ради чего необходимо было привлечь крестьянство к активному участию в освободительном движении.
Из книги М. Лужанина «Колас рассказывает о себе»: «Наш учительский съезд колол глаза властям. Как это может быть? Собираются какие-то учителя, шевелятся, поднимают голову. Да ещё “на западной окраине”! Криминал!
К тому же мы приняли политическую платформу, собирались работать нелегально. Так и договорились на поляне в Пристаньке около Немана. А в обращении, за которое меня упекли, говорилось о созыве более масштабного съезда в конце года. Вот полиция и встревожилась».
Из воспоминаний Ивана Фёдорова (Янки Мавра): «Задачу мы поставили себе простую: присоединиться к Всероссийскому учительскому союзу, руководство которого в это время вынуждено было скрываться в Финляндии. Это было демонстрационное присоединение, чтобы показать, что союз поддерживает массы.
Но нас не удовлетворяла его политическая программа, и мы выдвинули требование, чтобы каждый сельский учитель вёл активную работу среди народа, объединяя вокруг себя революционные элементы».
Прокурором Виленской судебной палаты было заведено дело о съезде народных учителей в селе Миколаевщина Сверженской волости Минской губернии. Было решено: «Предъявить всем лицам, подписавшим протокол заседания съезда от 9-го июля сего года, обвинение по признакам деяния, предусмотренного 1 ч. 126 ст. Угол[овного] Уло[жения]».
Участники нелегального учительского съезда на всех допросах утверждали, что собирались отмечать день рождения своего друга и коллеги Антона Комаровского, но этой информации ни школьная администрация, ни следователи не поверили. Все 14 учителей, подписавшие протокол, были уволены с должностей, на них завели криминальные дела. Следствие длилось почти два года — с 1906 до января 1908 года.
В сентябре 1906 года группа доверенных (в составе 4 человек) от имени 14 уволенных учителей обращается к попечителю Виленской учебной округи с просьбой назначить уволенных на учительские должности, поскольку они и их семьи остались без средств к существованию.
Сначала уволенные учителя надеялись на товарищескую солидарность и пробовали заставить Минскую дирекцию народных училищ отменить своё решение. Временное бюро минской группы учителей обратилось к коллегам с призывом объявить под бойкотом места тех, кто остался без работы, но безрезультатно. Большая часть сельских учителей не имела опыта социальной и политической борьбы и не поддержала идею товарищеской солидарности.
В связи с увольнениями учителей за участие в антиправительственных выступлениях (всего в 1906 году было уволено 22 учителя, среди них одна женщина) попечитель Виленской учебной округи потребовал объяснить причины активного участия учителей в революционном движении. На заседании училищного совета Минской дирекции народных училищ 28 декабря 1906 года был сформулирован следующий ответ: «Причиной этого, разумеется, главным образом служат сложные материальные условия положения большинства народных учителей Минской губернии: материальная необеспеченность в целом, несистемное поступление в последнее время от волостных и сельских общин жалованья, неаккуратность его получения, тяжелая зависимость в этом случае от разных служащих сельской администрации, отсутствие в большинстве случаев удовлетворительных школьных помещений и т. п. При отмеченных в большинстве случаев неблагоприятных условиях существования работа народных учителей Минской губернии чрезвычайно тяжелая».
Минская дирекция народных училищ дала строгое указание своим инспекторам опросить каждого участника нелегального съезда. В инспекторских отчетах сразу после съезда появилась версия про то, что поступками и противоправительственными действиями учителей руководил «Бог Бахус». Такое же объяснение давали Александр Сенкевич и Никифор Янковский, эмигрировавшие после съезда в США. В письме на имя М. И. Чистякова — товарища (заместителя) прокурора Минского окружного суда 1-го участка Минского повета они взяли всю вину на себя и заявили, что съезд был созван по их инициативе, а постановление съезда написано под их диктовку. Те же, кто подписал это постановление, будто бы не знали и не понимали, что подписывают, так как “подписывали резолюцию в пьяном виде”».
Этой версии не верили ни школьные инспекторы, ни следствие. Однако власти хорошо понимали, что в условиях реакции организовывать массовый политический процесс над народными учителями нецелесообразно. 18 апреля 1908 года сочла за лучшее криминальное дело в отношении С. Самохвала, И. Мицкевича, И. Фёдорова, А. Войцеховского, И. Лапцевича, А. Комаровского, А. Милюка, А. Алешкевича, В. Виолентия, М. Пальчевского, А. Райского, Ф. Калечица и А. Филиповича закрыть, так как «никакой активной деятельности их на пользу союзу не выявлено расследованием».
В то же время учитель Константин Мицкевич представлял серьёзную опасность как автор ряда революционных стихов и острых сатирических рассказов на белорусском языке. Дело белорусского революционного поэта Якуба Коласа искусственно объединили с делами трех учителей: Якова Безмена, Семёна Островского и Владимира Мицкевича. Двое первых не принимали участия в работе съезда.
Яков Безмен, бывший учитель Тумиловичского народного училища Борисовского повета, за участие в революционном движении был уволен с должности и 15 марта 1907 года арестован. Во время обыска в его записной книжке нашли учет расхода денег, а также три письма друзьям, в которых идет речь о намерении созвать съезд учителей.
Семен Островский и участник съезда, родственник Якуба Коласа Владимир Мицкевич были учителями Любоницкого народного училища Бобруйского повета и привлекались к криминальной ответственности за распространение нелегальной литературы. Так было сфабриковано дело «о крестьянах Константине Михайлове Мицкевиче, Владимире Сильвестрове Мицкевиче, Якове Семенове Безмене и Семене Иванове Островском».
21 августа 1908 года Якубу Коласу вручена повестка Виленской судебной палаты от 13 августа явиться 15 сентября к 10 утра на судебное заседание в помещение окружного суда г. Минска в качестве обвиняемого.
15 сентября состоялось судебное заседание Виленской судебной палаты в Минске. Председатель заседания — П. Ф. Кобека. Члены палаты: Ф. П. Добужинский, Д. К. Кислинский, К. У. Верховский. Сословные представители: минский губернский маршалок А. С. Долгово-Собуров, член городской управы В. К. Янковский, самохваловичский волостной председатель А. Пукальчик. Судебные эксперты: К. Я. Ермаков — учитель чистописанияи рисования Минской мужской гимназии: вместо тяжелобольного Г. И. Осмоловского, учителя чистописания и рисования Минского реального училища, в качестве эксперта-графолога был приглашен К. М. Гофман. Адвокатом Якуба Коласа и Якова Безмена был Казимир Петрусевич, юрист, деятель революционного движения, участник І съезда РСДРП, В. Мицкевича и С. Островского — И. И. Метлин. Свидетели А. Гаврилов, А. Петруша и М. Кобяк на суд не явились (М. Кобяк в связи со смертью).
По решению палаты слушание дела проходило при закрытых дверях до объявления резолюции. Судебный пристав удалил из зала собравшуюся публику.
Подсудимые Якуб Колас и С. Островский виновными себя не признали. В. Мицкевич признал свою вину только в том, что давал литературу А. Петруше, Я. Безмен только в том, что был членом «сообщества» и написал «воззвание о бойкоте».
В качестве свидетелей были допрошены В. Сенько, А. Новиков, А. Товаров, С. Кваснецкий, А. Белозорчик, Я. Петруша, Ф. Мурашка, В. Павлов, П. Высоцкий.
Товарищ прокурора А. Ф. Юршевский поддержал обвинение в рамках обвинительного акта. Защитник просил оправдать К. Мицкевича и Я. Безмена по обвинению в преступлении, предусмотренном 1 ч. 126 ст. криминального уложения, и, если они будут признаны виновными в преступлении, предусмотренном124 ст., проявить к ним снисхождение.
Преступление, в котором обвинялись К. Мицкевич и Я. Безмен, влекло за собой осуждение на каторгу сроком не более 8 лет либо высылку на поселение.
Судебная палата приговорила подсудимых К. М. Мицкевича, У. С. Мицкевича, Я. С. Безмена «заключить в крепость на три года каждого». С. И. Островский был оправдан на суде.
Приговор в окончательной форме должен был быть объявлен 19 сентября. До начала приведения приговора в исполнение подсудимых держали под стражей.
19 сентября в зале судебных заседаний Судебной палаты при открытых дверях и в присутствии подсудимых был объявлен приговор в окончательной форме. Копии приговора были вручены К. Мицкевичу, В. Мицкевичу и Я. Безмену 27 сентября.
Из книги М. Лужанина «Колас рассказывает про себя»: «Судила нас выездная сессия Виленской судебной палаты. В том самом доме, где теперь музей на площади Свободы. Листовку брали на экспертизу дважды. Первый раз эксперты дали нужные суду сведения. Второй раз признали, что рука не моя. Прокурор как вскинется! И давай: “По причине расхождений в мнениях экспертов, господа судьи, требую Мицкевича осудить”. Так что у них всё было решено заранее. Не удавалось посадить за идентичность почерка, так посадили за расхождения между экспертами. Совой об пень или пнем об сову».
«Арестовали меня на суде. На скамью подсудимых не сажали, я давал показания и мог выходить из зала<…> Мог, естественно, и убежать. А куда?.. Да и, главное, товарищей судят, как же я могу их оставить? Думалось, что уже само наше осуждение даст какой-то толчок дальнейшему учительскому движению. Разное приходило в голову…»
Из воспоминаний Янки Мавра: «“Авторитетная экспертиза” в составе учителя чистописания Минского реального училища Ермакова и кого-то другого признала почерк Якуба Коласа…
В тюрьме Колас точно узнал, где и как писал прокламацию Жук. А Жуку была послана карикатура, сделанная художником Орловым: огромный черный жук держит перо и выводит “Дорогие товарищи!”, а рядом согнутый Колас несет огромный крест, на котором написано “Той грехи наша понесе и язвою его мы исцелехом”.
Позже Колас обижался, что Жук ни разу не передал ему в тюрьму никакой передачи. И видеть его Коласу ни разу в своей жизни не довелось».
Из тюрьмы учителя-заключенные были освобождены 15 сентября 1911 года. Так закончилось дело первого в Беларуси нелегального учительского съезда в селе МиколаевщинаСверженской волости Минской губернии.
Из воспоминаний брата Якуба Коласа Владимира: «Когда Костуся посадили в тюрьму, — вспоминал Владик, — он вскоре сообщил нам письмом. Все мы, особенно мама, очень переживали, не спали целую ночь, всё думали и гадали.
Я часто бывал у брата, возил ему передачи. Приходилось ему тяжело. Порядки в тюрьме были жесткие. Очень строгий был надзиратель. Заключенные приговорили его к смерти, заранее объявили приговор, а потом убили. Второй надзиратель был более вежливым с осужденными».
И еще два штриха к рассмотренной теме.
Из воспоминаний бывшей ученицы Виленского Мариинского высшего женского училища Александры Зотовой, дочери виленского учителя Георгия Георгиевича Зотова: «Летом 1907 года, зайдя в редакцию «Нашей нивы» наЗавальнойв Вильно, увидела я бледного, худого хлопца с грустным взглядом. “Кто это у вас с глазами мученика?” — спрашиваю у редактора Власова. Он рассказывает, что это учитель Мицкевич, с которым он познакомился в поезде и у которого открыл поэтический талант. В следующий раз Власов познакомил меня с Якубом Коласом».
Недолго на этот раз работал в Вильно Якуб Колас — после обыска и конфискации рукописей революционных стихов по приказу полиции пришлось покинуть город. 1 сентября 1907 года писатель вернулся в Вильно с официальным правом жительства в городе и работал в редакции «Нашей нивы». Поэт заходил в дом учителя Зотова, где по вечерам собиралась молодежь. Частыми стали встречи его дочери Александры и молодого поэта. А однажды сговорились поехать на Рождество в Петербург — посмотреть столицу. В силу разных причин и обстоятельств на «сборный пункт» в условленное время из всей компании явились только двое — Александра Зотова и Якуб Колас.
5 января 1908 года Якуб Колас делает запись в альбоме Александры Зотовой:
Маленькая лазейка в собственную душу
Сладкие думы, тихие грёзы,
Лучшие чувства печальной души!
Вы не излились, как тёплые слёзы,
Вы затаились, как искры в глуши.
Вы в моём сердце нежданно проснулись
И так же нежданно в душе умерли;
Вы пошлых ушей ничьих не коснулись.
И вас не коснулась вся пошлость земли.
Сладкие думы, тихие грёзы,
Лучшие чувства души одинокой!
Вы не излились, как жгучие слёзы,
Вы сохранились в могиле глубокой.
Бывший человек, а ныне
кандидат в четвертые роты.
(Лидер огарческой фракции.)
В то время Константин Мицкевич уже был уволен с места учителя, а уволенные учителя, ожидающие суда, называли себя «огарками».
И еще одна запись: «Самый сильный тот, кто стоит одиноко» (Ибсен). Высоко держите знамя человека, то знамя, которое Вы успешно несли до сих пор. А уже это сказал Якуб Колас».
В мае 1908 года поэт подарил Александре Зотовой свою фотографию. На обороте — дарственная надпись: «Милой Александре Георгиевне, славному человеку, владелице единственной души, «тетке Шопёрке» на память от Якуба Коласа. Столбцы Минской губ. 8 мая 1908 года». («Огарки» называли Александру Зотову «тёткой Шопёркой» потому, что она не принимала участия в политических выступлениях революционно настроенной молодежи.)
Еще один уникальный фотодокумент того периода хранится в фондах Национальной библиотеки Беларуси — фотооткрытка с изображением и автографом народного поэта Беларуси Якуба Коласа. Документ находился в личном архиве первого директора библиотеки Иосифа Бенциановича Симоновского.
Для коласоведения это великая находка. До этого из наиболее ранних нам были известны погрудные портреты Якуба Коласа-семинариста 1901 года и фото 1908 года. Эта же карточка — виленская открытка — сделана в 1907 году. Колас сфотографирован в полный рост с одним из своих друзей. Молодые люди выглядят веселыми и пробуют танцевать. Внизу под фото автограф: «Огарки [н]акануне роковых событий. Вильня 1907 г. ЯК». На обратной стороне фото помещен текст письма Якуба Коласа. А до этого известную исследователям переписку открывало письмо поэта от 2 июля 1908 года, что еще раз подчеркивает важность находки. Приводим текст на языке оригинала, обращая внимания на его некоторую зашифрованость: «Се. — Са. Милый друг-огарок! Прими на память сие изображение. Вот как реагирую я на наше горькое будущее, на всю долю человеческую. Ты спрашиваешь, запасся ли я достаточно нравственными силами, дабы поблазно восприять благодать конституционную. И вот я пред очами всего мира танцую. Твой Якуб¼ [неразборчиво четыре буквы]». Буквы были расшифрованы директором БГАМЛи А. В. Запартыко: «Якуб ¼ века», что означает 25 лет. Именно столько было автору открытки в 1907 году.
Адресат виленской открытки, «милый друг-огарок», «Се. — Са.» — это Семен Самохвал, близкий друг Якуба Коласа из с. Нейгартово, что напротив коласовской Миколаевщины через реку Неман, с которым они вместе учились в Несвижской учительской семинарии и который стал прототипом Янки Тукалы в трилогии «На росстанях». На страницах романа Андрей Лобанович не раз писал письма своему другу Янке (Из исследования В. Д. Мицкевич).